У родителей нет нервов

Ведущий: Мы продолжаем начатый в предыдущих беседах разговор о воспитании детей.
В жизни мы не раз наблюдали случаи, когда ребенок пропускал мимо ушей замечания своей матери, но тут же реагировал на замечание незнакомого взрослого. А бывают случаи прямо противоположные.

М. Лайтман: Как правило, маленькие дети, примерно до трехлетнего возраста, чувствуют свою полную зависимость от матери, а на окружающих почти не реагируют.
Но дети постарше уже испытывают стыд, когда чужой человек делает им замечание. Поэтому такой ребенок чужую маму скорее послушает, а со своей надеется как-то поладить.

Ведущий: Часто, если ребенок не слушается маму, она в какой-то момент говорит ему: "Подожди-подожди, вот придет папа, я все ему расскажу".
Что Вы думаете по этому поводу и как правильно должны распределяться роли между отцом и матерью в вопросе соблюдения ребенком границ поведения?

М. Лайтман: Желательно, чтобы ребенок не разделял между отцом и матерью. Не должно быть такого, чтобы один олицетворял суд, а другой – милосердие. В идеале они должны буквально представлять собой единую систему «отец-и-мать». То есть, у них должно быть одно мнение, один взгляд, одни и те же слова и одна общая сила.
Не должен отец быть полицейским, а мать не должна быть бессильной. Они должны воздействовать на ребенка не по отдельности, а вместе.
Конечно, пока дети маленькие, мать занимается ими больше, тут ничего не сделаешь, но отец должен быть где-то поблизости, за матерью или рядом с ней. А по мере взросления детей все меньше становится значение матери и все больше влияют на ребенка оба.
А то ведь как бывает? Отец не разрешает – ребенок идет к маме, и мама разрешает. Это неправильно! Отец и мать должны быть единодушны, тогда они управляют детьми, а не дети крутят родителями.
Ведущий: Если ребенок все-таки нарушил границы, – его следует как-то наказать?

М. Лайтман: Нет.

Ведущий: Наказание вообще неприемлемо?

М. Лайтман: Наказанием может быть только стыд перед окружением. Стыд – это то свойство, играя с которым можно исправить человека.

Ведущий: Объясните, пожалуйста, подробней.

М. Лайтман: Каждому человеку присуще чувство стыда, каждый зависит от мнения о нем общества. Когда-то люди жили небольшими общинами, деревнями, и все были на виду у всех. Тогда каждый поневоле все время думал о том, как он выглядит в глазах других людей.
Сегодня мы общаемся все больше виртуально, и наши моральные нормы уже ниже всякой критики.
Но все-таки каждый хочет выглядеть в глазах общества хоть в чем-то большим, чем другие. Более умным, более сильным, более упрямым, даже бо́льшим преступником.
То есть, его "я" требует, чтобы он хоть в чем-то выделялся. И тогда, если не все общество, то, по крайней мере, его круг общения будет его уважать.
Это есть в каждом, и общество может играть с этим свойством, потому что человек сделает все, чтобы избежать чувства стыда. Это заложено в природе и наверняка сдержит его.

Ведущий: Вы сейчас дали мне атомную бомбу. Мне кажется, это настолько опасное и жесткое средство, что я боюсь навредить ребенку, если слишком сильно его пристыжу.

М. Лайтман: Верно. Это надо делать очень тонко, иначе можно сломать ребенка.

Ведущий: Об этом я и говорю. Я понял, что принцип замечательный, но как его использовать?

М. Лайтман: В правильной пропорции, с большей осторожностью. Этому нужно учиться, и я думаю, эта тема заслуживает отдельной беседы. То есть, стыд – это и есть наказание. У каждого человека есть два стремления – избежать стыда и заслужить уважение.

Ведущий: Но бывают ситуации, когда все-таки нужно наказать ребенка?

М. Лайтман: Самое страшное наказание – когда он сгорает от стыда. Надо создать такое окружение, которое скажет ребенку: "При таком поведении тебе будет стыдно". И все, мы решили проблему.
Посмотрите, что с ними происходит в классе, какие войны, какие отношения, какой огонь! Гордыня буквально рвет их на части.

Ведущий: А дома?

М. Лайтман: Дома тоже можно создать ситуацию, когда ребенку будет стыдно перед семьей, но дома это труднее. Он может разозлиться на всех, даже возненавидеть их. Защитная реакция заставит его делать нарочно. Он почувствует в своих родных источник зла. А должен чувствовать источник зла внутри себя.

Ведущий: Дайте мне пример, пожалуйста.

М. Лайтман: Например, мы разделили в семье обязанности, каждый взял на себя что-то. Ребенок, идя из школы, должен купить по пути петрушку.

Но какая там петрушка? Вместо этого он пошел играть в футбол с ребятами. Пришел домой на два часа позже, весь грязный, но довольный.

Ведущий: Ежедневный пример.

М. Лайтман: Прекрасно. И что делать?

Ведущий: Я уже боюсь что-то не то сказать, ведь наказаний нет. Я готов записывать, потому что приготовился услышать что-то новое… Во-первых, меня разрывает от злости…

М. Лайтман: Пусть. Но я спрашиваю, что делать?

Ведущий: Не знаю. Как можно заставить его ощутить зло в том, что он сделал?
М. Лайтман: Я помню, что сделал однажды мой отец. Я когда-то совершил такой поступок, что мне даже сейчас стыдно рассказать об этом. Отец обошел вокруг стола, за которым я сидел, и сказал мне: "Стыдно". Как меня это задело! Лучше бы он накричал, лучше бы побил… Нет, он просто сказал: "Стыдно"…

Ведущий: Сейчас я опишу Вам еще одну драматичную ситуацию, а Вы скажите, что надо делать.
Я по всем правилам объяснил ребенку, что нужно пристегиваться в машине, но мой ребенок сегодня встал не с той ноги – не хочет пристегиваться. Мне нужно ехать. Скажем, это утром, я спешу на работу, или мы куда-то опаздываем вечером.
Я смотрю на часы – я должен был выехать десять минут назад. В конце концов, у меня закончится терпение, и тогда мне придется либо начать угрожать, либо подкупать его подарками.
Я не хочу углубляться в подробности, мне даже не важен конкретный пример с машиной. Я стараюсь понять принцип, потому что я сталкиваюсь с тысячей подобных ситуаций.

М. Лайтман: Принцип очень простой. Я беру его очень сильно за руку – не так, конечно, чтобы травмировать руку, но достаточно сильно, чтобы на фоне моего обычно хорошего к нему отношения он понял, что я не шучу. Я должен показать ему, что собираюсь применить силу. Должны быть границы.
Обычно они где-то там, далеко, а мы с ним живем в полном согласии и дружбе. Но в тот момент, когда это маленькое "животное" выходит за рамки, – за ними есть "волки", и оно должно испугаться этих "волков". Я настолько преображаюсь, что он видит, что стоит перед совершенно другим человеком. Он видит мое очень строгое лицо и понимает, что мы уже не товарищи и я уже отношусь к нему как к нарушителю.
Я беру его за руку, сажаю на место и пристегиваю ремень. Все. Он должен понять, что если он не слушает меня по-хорошему, когда мы друзья, когда мы вместе, то уже нет "вместе", а есть я – наверху, большой и сильный, а он – подо мной, и я уже не считаюсь с ним. Я над ним, как закон природы.

Ведущий: Этого я не понял.

М. Лайтман: Закон неумолим. Если я прыгну с утеса и, падая, попрошу милосердия, – мне это не поможет. Я все равно упаду и разобьюсь. И ребенок должен понять: если ты преступил закон, – не жди милосердия.
Я должен его этому научить, иначе его жизнь этому научит. Он должен знать, что за какой-то границей есть наказание.
Конечно, не сейчас, когда он упрямится и кричит, а раньше я должен был объяснить ему, что у меня есть границы, что мне нельзя так ехать, потому что есть законы общества или законы природы. Законы! Я должен научить его этому и показать, где эти границы.
Ребенок должен знать, что границы эти не я устанавливаю, я как бы только показываю ему эту границу, где написано: «Осторожно! Не выходи за дозволенные рамки!»
Я должен рассказать ему, как я оберегаю себя, чтобы не упасть с горы и не утонуть в реке. Где опасно – горячо, холодно, электрический ток и т. п. Объяснить, что и относительно общества я не могу делать всё, что мне вздумается, иначе меня побьют или убьют. Он должен все это знать.
Если же Вы будете все ему разрешать и он будет думать, что всё позволено, он потом будет страшно страдать в жизни – у него не будет тормозов. Избалованный ребенок – это несчастный ребенок, потом ему будет очень тяжело. Эта вседозволенность станет его внутренней программой на всю жизнь.

Ведущий: А где граница между тем, чтобы не избаловать ребенка, и тем, чтобы не быть полицейским?

М. Лайтман: Золотая середина, дорогой мой. Что-то сладкое один раз в день можно, а больше – нет.

Ведущий: Как не перейти от роли любящего и заботливого друга к роли строгого отца под натиском собственных эмоций?

М. Лайтман: Надо привыкнуть все время разговаривать. Я объясняю ему тысячей разных способов: "Сейчас я накажу его и усажу силой, потому что он не понимает, что сейчас появится полицейский и оштрафует меня". Я показываю ему, что начинаю сердиться. Если же он продолжает упрямиться, я в конце концов усаживаю его силой.
Но я делаю это не под влиянием эмоций – у родителя нет нервов. Я просто сопровождаю его в путешествии по жизни и объясняю, как относится к нам окружение, мир, природа – показываю, где он находится.
Я не говорю, что это легко, это тяжелая работа.

Ведущий: Вы говорите, что у родителя нет нервов. Но люди же – не машины, не роботы. Дети выводят меня из себя десять раз в день. Что мне делать со своими эмоциями в критических ситуациях? Как научиться держать себя в руках, когда эмоции одолевают и я весь закипаю изнутри?

М. Лайтман: Я думаю, если делать все так, как мы здесь говорили, до критической ситуации дело просто не дойдет.

Ведущий: Но если я сильно разозлился, то здравый смысл, разум и все, что Вы сейчас мне объясняете, отходит на второй план. Так что мне делать, если я очень зол?

М. Лайтман: Очевидно, Вы пропустили несколько уроков на курсах для родителей. Кстати, сами дети тоже формируют своих родителей.

Ведущий: И что все-таки делать, если родитель чувствует, что совершил ошибку?
М. Лайтман: Давайте об этом поговорим в другой раз. Это уже касается воспитания родителей, а не детей.