Границы дозволенного

Ведущий: В нашей предыдущей беседе о воспитании детей мы говорили об установке для них рамок поведения. И сегодня мы поговорим об этом подробней.
Какова вообще роль границ для ребенка? Почему это хорошо?

М. Лайтман: Границы – это естественно, ведь мы живем в мире, в котором есть пределы наших возможностей. Нас ограничивает и наша собственная природа, и окружающая нас природа, и общество, в котором мы живем.
И мы должны знать, каковы они, эти границы. Ребенок должен ощущать границы и бояться преступить их, чтобы не подвергать опасности себя и других. Ведь если ребенок видит, что кто-то прыгает головой вниз, ему тоже хочется это сделать.

Ведущий: И, как Вы нам говорили, родители не должны устанавливать границы сами, а должны мудро организовывать различные ситуации, с помощью которых ребенок узнает свои границы сам. Однако это очень сложно.

М. Лайтман: Но если мы любим своих детей, нам придется связываться с соседями, со школой и со всеми другими факторами, которые влияют на наших детей.

Ведущий: Тогда такой вопрос. Как ребенок поймет, что границы – это что-то хорошее, что это – для его блага?

М. Лайтман: Из примеров. Родитель должен все время говорить и показывать, как он ведет себя и что он думает обо всех явлениях, которые видит ребенок. Он говорит: так стоит делать, а так не стоит, объясняет, почему.

Ведущий: Приведите пример.

М. Лайтман: Он говорит маленькому ребенку: "Чтобы стакан не разбился, я поставлю его сюда. Я не буду просто так размахивать вилкой, потому что я могу себя поранить". Он говорит и делает это, но в том темпе и на таком языке, что ребенок может уследить за ним и понять.
И так во всем. Вместо того чтобы говорить: "Так не делай", он озвучивает все, что сам делает, что видит, слышит и чувствует, обо всем выражает свое мнение. Например: "Какой рисунок красивый! Какое зеленое дерево!". И ребенок начинает понимать отношение отца ко всем жизненным явлениям и ситуациям.
Отец как будто стоит за ребенком и всё время рассказывает ему, что он видит и как бы он себя повел. Так он передает ему свое мировоззрение. Из всего этого ребенок выстраивает свою картину реальности. А отец среди всего остального передает ему и рамки, и выгоду их соблюдения, и опасность их нарушения.
Так ребенок постигает отца, чувствует его, видит, что бы сделал отец, как бы он поступил, каково его мнение обо всём. Он пропитывается этим.
Откуда мы все это узнаем? Из каббалы, из отношений высших и низших духовных ступеней. Высший всегда передает свою мудрость низшему, а иначе откуда низший это возьмет?

Ведущий: Попросту говоря, напрямую мы не ограничиваем ребенка.

М. Лайтман: Этого нельзя делать. Ограничение поставит ребенок себе сам в результате всех этих наших действий.
Кроме того, поскольку я не говорю ему: "Это делай, а это не делай", он не скован, то есть, я не программирую его на всю жизнь.

Ведущий: Я хочу привести такой пример.
Пятилетний ребенок в магазине игрушек или сладостей начинает хватать с полок все, что ему захотелось. Продавец объяснил ему, что так не делают. Если бы ребенок был один, он остановился бы. Но он был с несколькими своими друзьями. Дети посмотрели друг на друга, как бы получили силу от всей группы и после нескольких секунд замешательства продолжили делать то же самое.
Почему это происходит?

М. Лайтман: Это понятно, это сила окружения.
Ведущий: То есть, влияние детей сильнее влияния взрослых?

М. Лайтман: Взрослые – это что-то выше его уровня, что-то не существующее в его мире. Самое сильное воздействие на него оказывает окружение детей его возраста или на год-два старше. С этим ничего не поделаешь, и надо это учитывать.

Ведущий: Вы говорите, что родитель не должен давать ребенку ощущение, что это он его в чем-то ограничивает. Мне следует организовать такую ситуацию, когда сама жизнь создаст ему рамки. То есть, я – на твоей стороне, я – твой друг, но в жизни есть вещи, которые нас обязывают.
Давайте теперь вернемся к нашему примеру, немного изменив ситуацию. Допустим, мама с ребенком находится в продуктовом магазине и рядом нет его друзей. Стандартная ситуация: пока мама делает покупки, ребенок хватает все, что попадется под руку.
Продавец подходит к ребенку: "Здравствуй, дружок, нельзя так делать". Ребенок понял.
Но… – в одно ухо влетело, в другое вылетело – через несколько минут он уже все забыл и продолжает в том же духе. Что маме делать? Ребенок опять таскает шоколадки с полки.

М. Лайтман: Тут ничего не поделаешь. Даже у нас, взрослых, короткая память. Может быть, надо купить ему что-то, чего ему хватит на все время пребывания в магазине. Или надо быть все время рядом с ним и объяснять, почему мы не можем купить ему все. Или и то, и другое вместе.
Можно по ходу дела объяснять ему, зачем я покупаю мясо, для чего рыбу, почему такую зелень, почему такие овощи, почему это красное, а это зеленое, где оно растет. То есть, «вводить» его в мои покупки. Давать ему вместе с этим, может быть, что-то пожевать.
Но он все время должен быть рядом со мной и совершать покупки вместе со мной. Я говорю ему: "Мы сейчас должны найти петрушку". Что такое петрушка, он не знает, и я объясняю ему, что это такие-то листики. Пойди, поищи. И он уже не идет искать сладости, он уже – мой помощник.

Ведущий: Он получил задание.

М. Лайтман: А я продолжаю рассказывать ему, чем мы питаемся и сколько нам чего нужно. Я даю ему в этом магазине и ботанику, и зоологию, объясняю, для чего нам нужны овощи и мясо и фрукты, и почему для детей лучше это, а для взрослых – это. А потом говорю: "Посмотри, сколько это стоит. Посмотри, сколько это весит". Даже если он не все понимает, он слушает эти слова и со временем у него все это будет как-то дополняться.
Тут можно дать ему море информации, которая станет для него учебой. И – я снова повторяю – надо все время говорить, говорить…

Ведущий: Что это выстраивает в ребенке?

М. Лайтман: Он получает уроки жизни. В 4-5 лет он уже знает: это для супа, а это для второго, из этого мама сделает компот, а это для пирога…

Ведущий: То есть, родитель все время должен быть в состоянии объяснения.

М. Лайтман: Конечно. По пути в магазин и обратно, поднимаясь по лестнице и так далее. То есть, вместо того чтобы говорить "нельзя!", он как бы дает ограничение, но позитивное.
Он объясняет: "Сейчас мы поворачиваем направо. Когда поворачивают направо, надо смотреть налево. Нет машин? Смотрим на светофор". И так далее. Мы говорим и поворачиваем, – буквально так.

Ведущий: То, что Вы говорите, звучит революционно. Ведь сегодня мама, когда ей не удается остановить своего ребенка, начинает ему угрожать: "Не сделаешь так-то и так-то, – не получишь то или это. Не ляжешь вовремя спать, – завтра не пойдешь к другу. Не сделаешь уроки, – не получишь сладкое".

М. Лайтман: Это работает до тех пор, пока ребенок зависит от родителей.

Ведущий: То есть, пока он мал.

М. Лайтман: Конечно. Пока у него, бедного, нет выбора. Но когда приближается возраст 11-12 лет и он вдруг оказывается под влиянием окружения, которое в этом возрасте уже сильнее влияния родителей, – весь его эгоизм, вся его природа восстает, и он начинает наплевательски относиться к родительским запретам. Ведь ему все время говорили только «нельзя», и у него нет никакого понимания причины этих ограничений.
Если родители все время объясняют ребенку, почему стоит себя вести так, а не иначе, они выстраивают в нем логичную, рациональную программу поведения. А если они только подавляют его, – с чем же он выйдет в жизнь?

Ведущий: Часто родители вместо угроз используют метод вознаграждения за то, что ребенок выполнил требуемое. То есть, вместо угрозы – приз. Что Вы об этом думаете?

М. Лайтман: Это нехорошо. Он просто должен знать, что сама жизнь его ограничивает. То, что он ведет себя хорошо, – это для его же пользы. И за это он должен получать приз? Получается, что в том, что я говорю ему, есть что-то нехорошее и я должен как-то это нехорошее подсластить. А когда прекратятся призы, он меня уже не будет слушать.
Ребенок должен чувствовать угрозу, но она не должна исходить от меня. Я только объясняю ему, где есть опасность и как я обхожу ее, оберегая себя.
А какие-то удовольствия – сладости, игры, прогулка – это часть нашей жизни. И если все в порядке, то и это положено человеку. Я же не говорю своей жене: "Пойдем в кафе, потому что ты вела себя хорошо".

Ведущий: Хорошо. Давайте представим себе такую ситуацию. Мне надо поехать с маленьким ребенком в машине, поэтому я начинаю ему объяснять: "Сейчас мы сядем в машину и поедем. Там есть ремень безопасности… и т. д." Но когда я пытаюсь его пристегнуть, он протестует. Я бы хотел услышать, как бы Вы поступили.

М. Лайтман: Нет, "сядем в машину" ребенок не понимает.
Я сажусь в машину и, не заводя ее, объясняю: "Смотри, что здесь есть. Тут есть ремень, и машина не поедет, если мы себя не пристегнем. Смотри, если я пристегнусь, то лампочка не загорится и я смогу ехать. А если я не пристегнут, машина не захочет ехать. Для тебя есть специальное кресло и ремень. Нам с тобой надо пристегнуться, иначе машина не поедет".

Ведущий: Вы не объясняете ему, что без этого ездить опасно?

М. Лайтман: Он не понимает "опасно – не опасно". Он понимает: "едет – не едет". Даже взрослые не понимают, что это опасно. Вот расстаться с несколькими сотнями шекелей штрафа – это да, это опасно.
Я должен показать ему логично, насколько возможно, что это находится выше нашей с ним власти, просто машина так устроена, что она не поедет. А вот если я только один раз поеду без ремня, я просто перечеркну годы воспитания. Он уже будет знать, что я обманываю. Мы должны очень внимательно за собой следить, ведь ребенок, – как полицейский…