Как формируется обычно твоя концертная программа? Раньше ты каждый год приезжал в Израиль на концерты, теперь ты даешь их в другом качестве, в других обстоятельствах, потому что ты тут живешь. О чем эти концерты?


 

Во-первых, надо доверять себе, надо доверять своему опыту и чутью. У меня хорошо развито и то, и другое – у меня очень большой опыт и очень хорошее чутье. По большому счету, у меня есть 2 формата, в которых я работаю. Первый формат – клубно-стадионный, когда люди хотят двигаться, хотят электричества, хотят, чтобы была энергия. Другой формат – акустический, который в Израиле подходит гораздо больше, потому что моя аудитория здесь – это старшее и среднее поколение. Для этих людей гораздо важнее комфортно себя чувствовать во время концерта, чтобы их не толкали, не глушили децибеллами, чтобы они нормально сидели, и с ними говорили по душам. Я сам люблю задушевные разговоры, и люблю, когда со мной говорят по душам. Вырос я на очень хороших, душевных артистах, в том числе, французском шансоне: Брассанс, Брель, Шарль Азнавур; и на русском, советском: Марке Бернесе и Леониде Утесове, и я понимаю, как это, когда человек не просто пришел послушать слова и музыку и приятный голос, а пришел пообщаться, поговорить. Потому что нету ничего прекраснее, чем откровенное и искреннее человеческое общение. Это на нашей сцене большая редкость. Вообще на сцене большая редкость. Потому что как правило многие артисты что-нибудь все время из себя корчат. Это называется имидж. Я всю жизнь сопротивлялся всевозможным попыткам навязать мне тот или иной имидж. Я сказал: я такой, какой я есть. И если вы приходите на концерт Максима Леонидова, вы должны понимать, что перед вами такой же Максим Леонидов, как и за кулисами. Он не напыжился, не вдохнул в себя воздуху, переоделся в артиста и пошел на сцену выступать. Он не другой, он такой же.

Как родился формат таких выступлений? Ведь не каждый музыкант общается с залом.

Во-первых, это надо уметь. Мне кажется, для этого вообще должен быть определенный уровень культуры. Потому что общаться-то можно, но важно, чтобы ты был интересен. У меня нет заученных монологов, нет реприз, которые я придумал, записал, выучил и пришел залу рассказать. Это не эстрадные номера, это импровизация, рождающаяся здесь и сейчас. Или хорошо закрепленная импровизация, которая, не будем врать, когда-то родилась, но понравилась залу. Я могу что-то и повторить, конечно. Но это все равно произносится и рождается только по делу, только если для этого есть предпосылки в нашей беседе. Так сложилось, что я знаю много историй, которые я с удовольствием рассказываю, если разговор между песнями заходит о чем-то соответствующем, вспоминаю истории из своей жизни, или из жизни моих друзей, и людям это нравится. Мы расстаемся друзьями. 



Получается практически моно-спектакль, зависящий от того, какие песни ты включил в программу, и соответственно, от того, что ты между песнями говоришь. Из всего этого складывается история. То есть каждый концерт получается рассказом?

 

Да. Это музыкальный стендап в хорошем смысле этого слова. Я не очень люблю стендап, потому что он у меня ассоциируется с шутками ниже пояса, но вот такая беседа, легкость и зацепки из зала, все это делает представление отчасти стендапом.
 

Если говорить о твоем концерте как о спектакле, то о чем он?
 

О любви. Все, что я делаю – о любви. Причем в самом широком понятии этого слова. Не в смысле романтических поцелуев под сиренью, а в смысле открытости сердца, взгляда на жизнь, жизненных принципов. Жить надо только по любви. Все, что ты делаешь, надо делать по любви. Если не по любви, то лучше не делать. Без любви и котлеты пережарятся и плохо получатся. А по любви получатся хорошо. Поэтому я не могу сформулировать сверхзадачу своего концерта: я пришел поговорить с вами о том-то и о том-то. Она сама появляется в итоге. Это разговор о жизни, о любви.

А Израиль, он по любви?

Израиль – конечно. Израиль всегда по любви. Когда ты живешь в этой стране какое-то количество лет, ты либо любишь его, либо уезжаешь. Иначе невозможно. Причем любишь со всеми его фокусами. Эти концерты будут отличаться тем, что они проходят во время войны, во время всего этого кошмара в Украине. Безусловно эту тему обойти нельзя. В какой-то момент я понял, что хочу петь украинские песни, потому что о войне, о том, какой это кошмар, и без меня много сказано. Я не журналист и не политик, я актер. Мне кажется, что в данном случае мое средство выражения это как раз инструмент, голос, стихи и музыка. И этими песнями гораздо больше сказано, чем если бы я публиковал какие-то призывы или обличительные статьи. Поэтому я пел и публиковал в соцсетях песни на украинском. И здесь мы будем разговаривать языком искусства, а не языком плакатаплаката.

Есть ли разница между концертами, например, в прошлом году, когда ты не жил в Израиле постоянно, и концертами в этом, когда ты здесь живешь? Между концертами, который ты давал как приезжающий артист и концертами, которые ты даешь, будучи жителем?

Для меня никакой разницы нет. Потому что я никогда не чувствовал себя в Израиле гастролером. У меня не было ощущения, что я приехал в чужую страну. Например, в Германии на гастроли я приезжаю в чужую страну знакомиться, потому что не знаю их уклад жизни, их быт и так далее. Мне не надо знакомиться с израильским зрителем. Я знаю, чем он живет. Вплоть до того, что какая стиральная машина у него дома, я могу угадать максимум с третьей попытки. Поэтому я не чувствую себя в гостях. И люди видят, что я не в гостях. И это для меня очень важно.
 

В мае-июне 2022 года Максим Леонидов даст несколько сольных концертов «Я довольно молодой бог» в разных городах Израиля.

Билеты: https://biletru.co.il/events/maxim-leonidov-yubiley-60/