Илзе Лиепа : "Есть нить, которая ведет нас по жизни"

Илзе Лиепа поговорила с Ольгой Ципенюк
о предстоящих гастролях в Израиле


- Спектакль «Прыжок в свободу», который увидят израильские зрители, восстановлен к 75-летию Рудольфа Нуриева. Вам приходилось встречаться?

– Судьба свела с ним моего брата Андриса. Рудик всегда опекал молодежь, щедро делился опытом, подсказывал, покровительствовал. И именно он пригласил Андриса в «Гранд Опера», танцевать «Лебединое озеро» в его, нуриевской версии. Сама я видела Рудольфа Нуриева лишь однажды, когда он вернулся в Россию после долгих лет отсутствия - повидаться с мамой. Она, к сожалению, была уже очень плоха, даже не узнала его. Рудик тогда прилетел в Россию с министром культуры Франции. Позвонил Андрису и попросил разрешения встретиться со своими друзьями в нашей квартире. Андрис в этот вечер танцевал «Жизель», а после спектакля в доме появился Нуриев и за нашим столом собрались все его петербургские друзья. Это был, конечно, незабываемый вечер – можно было наблюдать за великим танцовщиком, общаться. Мы с Андрисом выросли среди гениальных, талантливых людей, нам доводилось сидеть за столом рядом с выдающейся балериной и педагогом Мариной Тимофеевной Семеновой, легендой петербургской балетной сцены Татьяной Вечесловой, знаменитым режиссером и театроведом Борисом Львовым-Анохиным. У нас в доме бывал выдающийся хореограф, звезда английского балета Антон Долин, французские звезды – великий Морис Бежар, один из самых блестящих современных танцовщиков Микаэль Денар, прекрасная балерина Гэлен Десмар. То есть ситуация, при которой ты находишься рядом с гением, для нас довольно привычна. Но даже на таком фоне Рудик был невероятной личностью - по эстетике, обаянию, харизме… Он из людей, которые при любом появлении в обществе притягивали внимание.

– Насколько Ваш партнер по спектаклю «Прыжок в свободу» соответствует этому образу Рудольфа Нуриева?

– Работа Сергея Янковского мне очень нравится именно тем, что он совершенно не пытался искать внешнего сходства, копировать, подражать. Но при этом ему удалось найти какие-то внутренние пересечения с личностью Нуриева, на редкость тонкие и точные. Когда мы только познакомились, я долгое время не могла понять, Сережа «балетный» или нет. Не только из-за того, что он худенький и хорошо сложен, а и потому, что он удивительно точно попал и в атмосферу, в образ своего героя. До сих пор те, кто видит спектакль впервые, задаются вопросом - балетный артист Янковский, или все-таки драматический? Он исполнил свою роль очень и очень точно. Это редкая удача - пожалуй, я видела подобное только однажды, когда Олег Меньшиков играл Нижинского. Там тоже было безусловное попадание - ты ни на секунду не сомневался, что перед тобой профессиональный танцовщик.

– Многие Ваши роли тяготеют к традиции западного драматического балета, Вам явно близка стилистика Джерома Роббинса. Он ведь работал и в кино, и на Бродвее, его хореография очень театрализована, в ней много драматургии, сюжетных линий, отношений. Кому больше интересен «Прыжок в свободу» – любителям сценической драмы или балетоманам?

– Этот спектакль удивителен тем, что захватывает любого зрителя, даже очень далекого от балета. Когда история рассказана талантливо, когда она выстроена вокруг уникальной личности, - неважно, судьбы космонавта или танцовщика, - ты вдруг понимаешь, что попал в мир, которого совершенно не знал, и тебе в нем безумно интересно. «Прыжок в свободу» - зрелище очень яркое, атмосферное, рассчитанное на самую разную, в том числе совершенно неподготовленную в балетном смысле публику. Спектакль в лучшем смысле популяризирует балетное искусство, и я очень это ценю.

– У вас здесь две роли – муза Нуриева и образ Парижа. Что это значит - воплотить на сцене образ города?

– Балет – удивительное искусство, которое позволяет показать то, что невозможно в драме. Образ города сыграть нельзя, а станцевать можно, душу и музу сыграть нельзя, а станцевать - можно. Это особое качество нашей профессии, которое расширяет рамки театрального искусства. Сегодня мы находимся в некоторой точке отсчета - театр требует постоянной новизны, он интересен непрерывным размыванием границ, синергией жанров, и актер, чтобы соответствовать этим задачам, должен быть синкретическим. Когда драматические артисты исполняют пластический спектакль без слов, это всегда эксперимент, всегда интересный поиск. «Прыжок в свободу» - именно такое размывание границ, и я в какой-то степени способствую этому перетеканию одного жанра в другой.

– Что из личных отношений с французской столицей Вы вложили в этот образ?

– Париж всегда непредсказуем, он полон тайн. Наверное, главное слово, описывающее для меня этот город - «сюрприз». Каждый раз он воспринимается по-разному, каждый раз открывается его новое лицо. Незнакомая улочка, район, где ты раньше не бывал, вид из окна – любой визит сюда приносит что-то неожиданное. А крыши Парижа – вообще отдельный образ… Сидишь в маленьком кафе, пьешь утренний кофе, если можно - позволяешь себе круассан, и каждый раз это абсолютно новое ощущение города, его жизни, его звуков, и, главное, тебя в этом городе. Однажды я прожила в Париже несколько месяцев - лечила ногу и восстанавливалась после травмы. Многие вещи здесь были для меня совершенно непонятными. Как-то мы с подругой решили сделать себе подарок – купили билеты в «Гранд Опера». Разумеется, постарались соответствовать: прическа, макияж, нарядные платья... Приходим и понимаем, что сюда, в отличие от Большого театра, не одеваются. И что нам лучше надеть поверх наших вечерних нарядов пальто, чтобы не бросаться в глаза (смеется). Мы же выросли со словами «нарядился, как в театр» - но оказалось, что Парижа это не касается. Я подумала – хорошо, куда же здесь тогда одеваются?
Вскоре после этого случая встречаю на улице знакомого, великолепного виолончелиста. Он говорит: «Ой, как здорово увидеться в Париже! Послушай, я вечером иду на прекрасный концерт в одном частном доме, приходи тоже». Ладно, думаю, тут уж я не оплошаю. Надеваю строгий английский костюмчик, прихожу, и понимаю, что попала практически во дворец - дом с видом на Нотр-Дам, даже не дом, а замок в готическом стиле. Все разодеты как на бал – платья в пол, бриллианты, диадемы… Так что Париж опять преподнес мне сюрприз, повернулся неожиданной стороной.

– В одной из сцен спектакля Янковский в образе Нуриева произносит слова «я рожден для танца». Вы, совершенно очевидно, рождены для балета, хотя в детстве хотели быть то продавщицей мороженого, то дрессировщицей. Могла ли Ваша судьба сложиться иначе? Какая сфера жизни кроме балета могла бы Вас так же увлечь?

– Знаете, я ведь не раз пыталась изменить своей профессии. Моя карьера очень тяжело начиналась - совсем, совсем непросто. И у меня были о мысли о театральном училище: все-таки мама актриса, мне это было близко. Но как-то не хватило решимости. Было много драматических ролей, были роли в кино – но балет побеждал. С удовольствием вспоминаю большой проект со Светланой Крючковой «Ваша сестра и пленница» по пьесе Людмилы Разумовской, - кстати, мы с большим успехом привозили его в Израиль. Я играла королеву Марию Стюарт, Светлана - королеву Елизавету. Тогда мне очень понравился драматический театр, и появилась мысль - наверное, он мне сейчас интереснее, чем балет. Но проходило время, и все равно, все равно я возвращалась в свою профессию. Когда есть дело, которому служишь с пяти лет - как можно ему изменять? То есть изменять можно, но нужно возвращаться (смеется).

– Наде, Вашей дочери, сейчас примерно в таком же возрасте, и она, - не без Вашего, конечно, влияния, - уже интересуется балетом. Вам известно не понаслышке, какой это немыслимый труд, как тяжела закулисная жизнь, какие ограничения и сложности выпадают на долю женщины, вставшей на этот путь. Искренне желаете Надюше такой судьбы?

– Стараюсь подходить к этому так же, как подходил отец. Он никогда не толкал нас с братом, просто наблюдал за нами и говорил: «если это ваш выбор - он ваш». Так же и я смотрю на Надюшу. Если балет будет ее выбором, так тому и быть. Я вижу массу плюсов для молодежи, которая выбирает нашу профессию, и не только из-за ее сценической яркости. Ребенок с детства имеет увлечение, у него есть цель – а это огромное достижение. Сегодня можно встретить огромное количество молодежи, которая абсолютно растеряна. Спрашиваешь у юноши или девушки: «Чем ты хочешь заниматься?». А в ответ: «Еще не знаю, еще не решил». Жизнь этих ребят только развлекает, она не дает им сфокусироваться. А сосредоточенность с детства на одной цели, на одном интересе - это дорогого стоит.

– Вы всего однажды выходили на сцену вместе с отцом – танцевали болеро в «Дон Кихоте» на ереванской сцене. Не сложно ли было после этого, - пусть единственного раза, - работать с другими партнерами? Примеряли ли Вы на них образ отца?

– Хочу поблагодарить Вас, что вспомнили этот момент, я очень ценю память о нем. Для меня это был совершенно фантастический, неожиданный и незабываемый опыт. Меня потрясло, что в той ситуации отец отнесся ко мне не как к дочери и не как к ученице. Никакого покровительства, никакого взгляда сверху - был только невероятный задор, какая-то искрящаяся радость и настоящее равноправное партнерство. Это воспоминание - один из самых удивительных и дорогих подарков, которые он мне оставил. Но я никогда не примеряла его образ на партнеров по сцене – скорее, на мужчин, которых встречала в жизни.

– Многим ли из них удалось достичь этой высокой планки?

– (Смеется.) Нет, не многим. Пожалуй, только моему брату.

- Марис Лиепа и Рудольф Нуриев общались между собой?

- Между ними никогда не было близких отношений. Был случай, когда Леонид Михайлович Лавровский искал премьера для труппы Большого театра и выбирал из трех танцовщиков. Двумя были мой отец и Рудольф Нуриев. Папа пришел на встречу, и Леонид Михайлович сказал: “«Марис, у меня сегодня было два танцовщика. Первый спросил, сколько он будет получать, второй - какая у него будет квартира. И только Вы спросили: «Что я буду танцевать?». Я Вас беру».” Одним из тех, кто задавал другие вопросы, был Нуриев (смеется).

– Книга вашего отца называлась «Я хочу танцевать сто лет». К сожалению, ему не довелось осуществить эту мечту. Вы тоже однажды сказали: «Я не танцую, я актриса. А значит - могу выходить на сцену до ста лет». Действительно этого хотите?

– Я думаю, нужно просто внимательно прислушиваться к жизни, к ее течению. И если она предлагает проекты, которые интересны – значит, во мне есть необходимость. Скажем, в некоторых проектах фонда «Культура – детям», который занимает в моей жизни очень большое место, совершенно неожиданно возникают идеи, которые удается воплотить. Например, мы создали целый абонемент театральных представлений с симфоническим оркестром по сочиненным мною «Театральным сказкам». Это перформансы, мы работаем над ними с Костей Хабенским и Сашей Олешко, а наши дети танцуют под аккомпанемент оркестра. Получились уникальные спектакли, и значит, мое участие в них оправдано. Другой пример - чтобы поддержать подмосковное красногорское училище мы силами нашего фонда поставили балет «Андерсен». Я принимала участие и в создании либретто, и в художественной идее. В какой-то момент мы поняли, что в сюжете должна появиться фея, и я стала не только автором, но и актрисой. Когда такие проекты возникают – нет ни малейших сомнений, что они не случайны. Раз они появляются, нужно в них входить.

– Жизнь Нуриева сама по себе оказалась причудливым, нетрадиционным сюжетом. Прыжок, о котором идет речь, - и метафорически и в прямом смысле, - был обусловлен той несвободой, которой он не мог вынести в своей стране. А что для Вас означает свобода?

– Не надо забывать, что поколение моего отца, поколение Рудика находилось все-таки в совершенно иных жизненных обстоятельствах. Только помня об этом можно понять внутреннюю драму этих людей, понять, почему они сгорели - Владимир Высоцкий, Нуриев, мой отец, многие другие… Мы, к счастью, живем в другое время: остался в прошлом «железный занавес», открылись границы. Это и хорошо, и очень непросто - появилась свобода, о которой Вы спрашиваете, но вместе с ней к нам хлынуло в первую очередь все самое низменное и некачественное, начиная от «Макдональдса» и кончая уровнем искусства, моды, книг... Были ли мы готовы к такому? Думаю, нет. Да и сейчас мы еще не очень умеем от этого защищаться. Тут очень важен внутренний стержень, духовная составляющая, какая-то оберегающая сфера, которая может помочь не путать хорошее с нехорошим. Свобода это, прежде всего, правильный выбор.

– Барышников говорил, что балет – тяжелая работа для настоящих парней. Думаю, эти слова справедливы не только для мужчин. Вы тоже «настоящий парень»? Какие качества определяют ваш характер?
– Главное – всегда отдавать себе отчет, в какой точке ты находишься. И идти вперед - с верой, надеждой и любовью.

– Что связывает Вас с Израилем?

– Очень многое. Я бывала здесь раньше, и каждый раз поездка в Израиль знаменовала какие-то важные перемены. Это всегда некое подведение итогов, знак того, что впереди - новый жизненный этап. Мое имя при крещении - Елизавета, и мне очень хотелось бы попасть в Гефсиманию, ко гробу великой книягини мученицы Елизаветы Федоровны, для меня это особое, очень значимое место. В общем, я с большой радостью и нетерпением жду наших гастролей.
.

– Как складывались Ваши отношения с израильским зрителем?

– В Израиле живут друзья моего отца, которые невероятно любили его и были с ним очень близки. Они существуют каким-то своим маленьким миром, где уже выросли дети, где рождаются внуки, но сохраняются общие для нас ценности. Встреча с этими людьми для меня – своего рода возвращение к отцу. Когда в домах Иерусалима или Тель-Авива я вижу на стенах его портреты, меня это невероятно трогает и как-то роднит со всей израильской аудиторией. Я понимаю, что это за люди, что за сердца. Вижу, как они, с одной стороны, воспринимают культуру своей новой родины, как открываются ей, а с другой стороны – хранят любовь к искусству, к классической музыке, которую принесли из России. Здесь удивительный, редкий зритель - теплый, откликающийся, тонкий. И его ожидания как никакого другого нельзя обмануть.

– Что бы Вы хотели сказать тем, кто придет смотреть «Прыжок в свободу»?

– Спектакль уникален тем, что при минималистичном оформлении, с небольшим составом, - это ведь практически соло одного артиста с танцевальным обрамлением, - пред глазами зрителя раскрывается и огромный мир балета, и пронзительная судьба одного человека. Ведь где бы ни танцевал Нуриев, он все равно оставался воспитанником русской танцевальной школы. Показанная в спектакле мощь этой школы, этих корней, этого обладания профессией – очень сильное театральное впечатление. Я думаю, что у каждого в жизни есть предназначение. И когда человеку дан талант, он это предназначение чувствует так остро, как будто живет без кожи. «Прыжок в свободу» - возможность увидеть, как предназначение действует на жизнь человека. Ведь ничто, абсолютно ничто не предвещало, что мальчишка из нищей татарской семьи сможет не просто коснуться балетной профессии, а стать эстетом, потрясающим докой в искусстве, в музыке, встать за дирижерский пульт, стать знаменитым и богатым артистом – это ведь просто невозможно было представить! И то, как предназначение вопреки всему управляет судьбой человека, не может не трогать каждого из нас. В такие моменты ты заглядываешь в свою душу, и понимаешь – да, есть нить, которая ведет тебя по жизни. Надо просто ее почувствовать, считать информацию, настроиться на верную волну. Наверное, в этом - главная мысль нашего спектакля.


В Израиле спектакль будет показан в трех городах:
24.05.2016 Хайфа, зал «Аудиториум»
25.05.2016 Ашкелон, зал Гейхал ха-Тарбут
27.05.2016 Тель-Авив, зал «Смоларш»
Билеты на спектакль можно купить на сайте http://kassa.victory-art.com/
и в других театральных кассах страны.

Дополнительную информацию о спектакле можно получить по телефону 077-536-2902.
Организатор: Victory Art

Victory Art оказывает благотворительную помощь фонду поддержки детей-аутистов, перечисляя 2 шекеля с каждого проданного билета.

Официальный сайт благотворительного фонда http://alut.org.il/
Покупая билет, Вы помогаете детям!