Ала Рид: Найти себя – это самое трудное

В конце января «О любви на разных языках» поговорит с израильской публикой обладательница роскошного контральто и еврейских корней – певица Алла Рид. Артистка представит настоящий театр песни со сменой костюмов и образов и большую программу-калейдоскоп шлягеров со всего мира в ее уникальной, артистичной манере.

После блестящего исполнения еврейской песни «Хава нагила» в эфире Первого канала в рамках проекта «Три аккорда» вокалистка Алла Рид полюбилась евреям со всего мира, а еврейская музыка в ее исполнении получила шанс выйти из рамок обывательского восприятия «типично кабацкой».

Сейчас Алла известна как участница проекта «Три аккорда», финалистка шоу «Голос», солистка театра «Градский холл» и лауреат джазового фестиваля в Монтрё, но ее карьера складывалась не всегда ровно. Артистка прошла и через период невостребованности, и через депрессию, но всегда оставалась верна себе и своему музыкальному вкусу.

Насколько важно артисту найти себя, почему невостребованность закаляет и как еврейская музыка может оказаться волшебным талисманом – в откровениях Аллы Рид.

Беседовала Гюна Смыкалова

- Алла, здравствуйте. Говорят, Вы очень добрый артист по отношению к журналистам и с радостью делитесь информацией. Вы, похоже, не интроверт!

- Здравствуйте! Ну, да. Я вообще активная девушка, во всех сферах жизни (смеется).

- Это очень здорово, столько хочется узнать перед Вашими израильским гастролями. Вы представите нам свою новую программу «О любви на разных языках», премьера которой недавно прошла в Москве с аншлагом и овациями. Расскажите, как это было?

- Я с удовольствием покажу это шоу израильской публике! Мы сделали большую премьеру в Москве и мне очень приятно, что зрители с восторгом восприняли эту несколько эклектичную программу – в нее вошли песни на идише, иврите, русском, английском, испанском языках. Я же мультиформатный артист – исполняю и джаз, и рок, и этнику, но впервые объединила эти жанры в рамках одной концертной программы. При этом я последователь такого понятия, как театр песни. Мне важно, чтобы на каждом моем концерте люди могли и плакать, и смеяться, и грустить, и ностальгировать, и зажигать. Эту театральность поддерживает прекрасная группа моих музыкантов, ведь далеко не каждый инструменталист играет в таких разных жанрах одновременно.
Премьера прошла в театре «Градский холл», где я солирую уже три года. В 2015-м году в четвертом сезоне проекта «Голос» после слепых прослушиваний Александр Борисович Градский стал моим наставником. Я честно думала, что быстро покину проект – действительно жесткая конкуренция и непростые закулисные интриги. Тем не менее, я продержалась до четвертого тура: в третьем туре Градский мне дал задание - в интерпретации, которую он придумал специально для меня, исполнить «Беду» Владимира Высоцкого. Очень горжусь этой работой – после ее исполнения Александр Борисович пригласил меня работать в свой театр.

- Как родилась программа концерта «О любви на разных языках»?

Ежегодно в «Градский холл» каждый солист театра дает большой концерт. У нас очень интересная команда: все яркие, харизматичные, ни на кого не похожие прежде всего прекрасные вокалисты. Это выпускники, победители проекта «Голос», с которыми Александр Борисович захотел продолжить сотрудничать после проекта. И премьера «О любви на разных языках» стала моей четвертой большой сольной программой в театре, и одновременно первой, когда я разнообразила репертуар. Я же занимала, да и занимаю определенную музыкальную нишу, исполняя песни на идише и иврите. Мой первый сольный концерт так и назывался - «Еврейские песни», тогда официальным гостем должен был стать Иосиф Давыдович Кобзон, который, хотя старался до последнего работать, но к сожалению, не смог приехать из-за болезни. Второй сольный концерт, посвященный моему юбилею, собрал много именитых гостей: саксофонист Игорь Бутман, пианистка Басиния Шульман, солисты театра «Градский холл»… В прошлом году я посвящала свой третий концерт 70-летию Израиля: первое отделение пела на идише с оркестром театра, а второе - на иврите под аккомпанемент этнических музыкантов, которые исполняли интересные мотивы музыки восточных евреев и сефардов. А в этом году я решилась на эксперимент – объединила самые удачные композиции прошлых наработок и добавила лучшие номера из телепроекта «Три аккорда», которые нашли максимальный отклик у людей в разных соц.сетях. Так и родилась программа концерта «О любви на разных языках».

- Какой язык, по-Вашему, наиболее подходящий для того, чтобы петь на нем песни о любви?

- Дело совсем не в языке, а именно в смысле песни. Когда передаешь драматизм и красоту чувств, язык совершенно неважен. Мне как раз нравится, что песни о любви есть абсолютно на каждом языке и все они звучат потрясающе, потому что пронизаны той самой любовью.

- А как так вышло, что у советской, по сути, девочки любимые жанры – джаз и соул, а в репертуаре – еврейские шлягеры?

- Как бы смешно это ни звучало – первой моей песней была «Тум-балалайка» на идише. Помню, мне было восемь лет, я учила слова, а бабушки нервничали: «Что ты орешь? Отойди от двери. Сейчас вообще тебя заберут». А я не могла понять – кто заберет, зачем? Впервые я исполнила эту песню в Самаре (тогда город назывался Куйбышев), в ДК «Девятое ГПЗ»: начались лихие 90-е, первая массовая алия – и весь зал просто рыдал. Я была еще маленькой и решила, что люди плачут, потому что я ужасно пою, но спела я хорошо, а люди плакали от умиления, от грусти, от того, что уезжали, оставляя часть своей жизни. И я никогда не смогу поверить в то, что люди уезжают, и говорят, что у них нет ностальгии. Она есть – в разной степени у каждого, но человек не может не ностальгировать по молодости, по детству, когда рядом мама, папа, бабушки, дедушки, по времени, где мы беззаботные, счастливые.

И когда я уже взрослая исполняю еврейские песни в эфире «Первого канала», отметила невероятный просто какой-то шквал удивления, вопросов и негодования: «Как же так? Ведь мы же уезжали от антисемитизма, а теперь вдруг все стало можно?». Самый большой отклик я получила как раз от людей, живущих сейчас в эмиграции – в Израиле, Америке, Германии. Еврейские песни со мной с раннего детства – я начала карьеру с них и в принципе хотела петь только еврейскую музыку. До момента, пока не поняла, что все еврейские праздники организуются по религиозным законам, которые не приветствуют пение женщин на публике, так что в этой нише конкурировать с мужчинами-певцами полноценно я не могла. Стала присматриваться к другим жанрам: дома всегда звучал джаз, я слушала Эллу Фицджеральд, Луи Армстронга. Лет в двенадцать-тринадцать моей первой записью стала песня Френка Синатры «Путники в ночи» (Strangers in the night). И уже в пятнадцать лет меня пригласили на мое первое место работы - в Новокуйбышевский джазовый оркестр «Мираж» (Новокуйбышевск - город недалеко от Самары). Вот таким образом в моей жизни переплелись и джаз, и еврейская музыка. С разными номерами я участвовала в больших конкурсах, таких как «Шире круг», «Утренняя звезда», а на конкурсе «Голоса 99», где Иосиф Кобзон дал мне второе место, я получила специальный приз от Игоря Николаева за исполнение песни «Близкие люди» Аллы Борисовны Пугачевой. То есть, все у меня шло очень по нарастающей до момента, пока не рухнула советская эстрада и начался шоу-бизнес.

- Это был самый сложный период в карьере?

- Да, это было очень тяжело. Начались все эти любовницы, чьи-то дочки, жены, - группы «Блестящие», Лены Зосимовы – тот самый период, когда нужно было платить огромные деньги, чтобы снимать клипы, оплачивать ротацию… Я как раз приехала в Москву, поступила в ГИТИС, была вся такая молоденькая, на энтузиазме – мне хотелось петь! Пробовалась в какие-то группы, а мне говорили: «Не надо петь в голос, шепчи, убери вибрато». Я не понимала, как такое возможно: я столько лет училась вокалу, а он не нужен - «Спасибо, до свидания, мы Вам перезвоним» или вообще «Вы никуда не подходите». Тогда я поникла совсем, погрузилась в депрессию. Даже на какое-то время вообще переставала петь.

- Но Вас же это не сломило?

- Я очень благодарна Марии Борисовне Мульяш, - это легендарный редактор концертного зала «Россия», которая в свое время помогла Тамаре Гвердцители, Алле Пугачевой, Максиму Галкину, Филиппу Киркорову. На одном из концертов она меня услышала и сказала: «Придешь ко мне, я буду тебя задействовать». И она меня стала включать в концерты памяти культовых композиторов, например, Серафима Сергеевича Туликова и других. Мне посчастливилось принять участие в юбилейном концерте Оскара Борисовича Фельцмана – он специально для меня песню написал. Один раз я даже пела вместо Людмилы Зыкиной, когда она заболела на День России. Так она позвонила главному редактору канала и сказала: «Только попробуй ее вырезать, она поет вместо Зыкиной!» - это было очень смешно. Как сейчас помню ее этот кабинет... И зал – совершенно уникальный, с невероятной энергетикой. Сколько гениальных артистов выступало в нем! Когда этот зал разрушили, целая эпоха советской эстрады ушла вместе с ним. Да и Мария Борисовна после этого быстро умерла. Конечно, ей было уже много лет, но говорят, что в старости именно работа как-то держит на плаву. Ну, а потом у нас разразился кризис 2008-го года – рухнули все фонды, деньги обесценились и было вовсе не до концертов. Хотя я как раз переключилась на личную жизнь – родила сына и занялась его воспитанием, чему очень рада. Потому что профессия артиста ужасно тяжела, особенно для женщины. Работе должно быть посвящено все, она отбирает и время, и внимание, а личная жизнь остается проблемой – далеко не все певицы успевают вообще семьей обзавестись. Поэтому я горжусь тем, что успела и родить сына, и дальше заниматься карьерой. Так я вышла на новый уровень – началась эра «Голоса». Но попасть на проект было непросто.

- Не с первого раза?

- Не с первого. Как раз в 2013-м году с прекрасным пианистом Александром Шамониным, мы создали группу «Алла Рид & The Band»: отбирали музыкантов, много экспериментировали, играли в джазовых клубах, у Игоря Бутмана, в «Союзе композиторов». На второй сезон «Голоса» я не прошла, на третий не стала подавать заявку, а вот в четвертом все получилось: на прослушивании редакторов спела как раз еврейскую песню «Хава нагила», которая оказалась счастливой - меня допустили на слепое прослушивание, где ко мне повернулись и Александр Градский, и Полина Гагарина, и Григорий Лепс.

- Поэтому эта песня для Вас – словно талисман?

- Вообще еврейская музыка для меня – талисман, но «Хава нагила» – самая волшебная! Я ее спела и меня взяли в «Голос», потом в «Трех аккордах» тоже попросили исполнить этот номер. Мне приятно, что на проекте «Три аккорда» все наши мэтры были удивлены моим прочтением этой всемирно известной песни, и даже признались, что они евреи - это был сумасшедший по энергетике эфир. С тех пор абсолютно на каждом концерте, независимо от программы, просят спеть «Хава нагила» и «Тум-балалайка». Многие думали, что еврейская музыка – что-то вроде «Семь-сорок», такой ресторанный «лубок», поэтому я счастлива, что мне удалось показать еврейскую музыку не со стороны «кабака». Всю жизнь я горжусь тем, что продолжаю корневые традиции: мой прадед был кантором в синагоге, дедушка прекрасно пел на идише, у него был сумасшедший голос, папа – музыкант, у него был свой вокально-инструментальный ансамбль в Самаре, он пользовался очень большой популярностью. Именно папа занимался развитием моего вокала в детстве.

- Какая хорошая генетика! Я так понимаю, Ваш папа - очень смелый человек, раз слушал джаз и еврейскую музыку, это он и прививал Вам смелость и боевой характер?

- Смелость – от папы, а характер – от мамы. Я с рождения такая: буквально в три года выскочила на сцену и с тех пор у меня к ней огромная фанатичная любовь. Я принадлежу к редкой категории артистов без каких-либо пристрастий. Некоторым без допинга тяжело постоянно заставлять себя учиться, заниматься, репетировать, куда-то ехать, что-то организовывать. А мне повезло, мой допинг - это сцена и люди. Я очень люблю людей: на концертах я чувствую, что могу с ними поделиться энергией, отдать часть своей души – в этом и есть смысл моей работы, моя высшая миссия. Поэтому мне непонятно, например, зачем выходить на сцену, если у тебя нет голоса, зачем включать фонограмму? Для чего? Самолюбование в этой профессии ни артисту ничего не дает, ни людям. Поэтому я за энергообмен – выхожу на сцену, чтобы отдать часть себя, и я счастлива, что с моих концертов люди всегда уходят наполненные, счастливые.

- Стадион, ТВ-площадка или клуб – не важно, где выступать? Обмен энергией равноценный получается?

- Все зависит от артиста. Я выступала на разных площадках: от ресторанов и клубов до творческих вечеров в театрах и огромных концертных залов. Если я работаю в клубе, то общаюсь с людьми так, будто они пришли ко мне в гости, в большом зале – все тоже самое, только гостей больше. Управлять маленьким количеством людей намного тяжелее, поэтому многие артисты не выступают в ресторанах, и очень зря – на небольших площадках есть возможность сближения. Считаю, это уже большое счастье, если люди потратили свое время и пришли, чтобы тебя послушать, что-то о тебе узнать – люди очень любят, когда ты с ними наравне, когда они не чувствуют себя, что вот ты такая крутая на сцене, вся высокомерная, а они где-то снизу вверх на тебя смотрят. На моих концертах зрители чувствуют себя полноценными участниками диалога, я открыто общаюсь с залом, рассказываю какие-то сокровенные истории из жизни, приглашаю петь вместе со мной. Поэтому я каждый концерт воспринимаю как личную дружескую встречу.

- Вам проще работать в студии в одиночку или с залом?

- При работе с группой живьем огромное значение имеет оснащение зала и выполнение технического райдера. От того, насколько мне удобно, как я слышу себя и музыкантов, насколько хороший звук идет, и зависит мое ощущение комфорта на сцене. Соответственно, если мне комфортно, то и людям комфортно, если что-то мне не нравится – я нервничаю, и это сразу передается в зал. В любом случае живые концерты больше люблю за их энергетику – это невозможно сравнить со студийной работой. Да, в студии можно идеально вычистить каждую ноту, но запись – это мертвая история, а живой звук – живая. Смысл живой музыки именно в том, что ты проживаешь эту песню в данный конкретный момент. И от того, какое у тебя сейчас настроение, как ты сейчас расположен к людям, ту эмоцию зритель и считывает, а не то, что ты когда-то там давно записал. Фонограмма – это в принципе обман. Я вообще не пою под фонограмму.

- В чем разница – выступать с оркестром или со своими музыкантами?

- Смотря какой оркестр, конечно... Есть такой минус – каким бы прекрасным оркестр ни был, ты немножко сам по себе, а оркестр сам по себе. Да, там больше инструментов, и, казалось бы, больше возможностей, но, зачастую, не дойти до такого уровня единения, чтобы музыканты твою музыку делали, а не профессионально слаженно ноты играли. Понимаете, о чем я? Поэтому мне лучше всего работается с моими музыкантами. Их всего пятеро, но каждый, как артист, выкладывается на максимум. Когда я чувствую энергию своих музыкантов – это совершенно другой драйв.

- Вы говорили, что попса в Вашем исполнении звучит как-то смешно. Разве профи не может петь все?

- Я могу петь все. Вопрос в том, насколько люди будут в это верить. Например, сейчас пою песни жанра шансон: они мне нравятся и я знаю, как их исполнить. Я отбираю именно те темы, которые могу донести зрителю, рассказать ту историю, которая в каждой песне есть – даже мелодика строится таким образом, чтобы в моем исполнении звучать органично. А теперь представьте себе музыкально и содержательно примитивную песенку, которую достаточно промурлыкать, – и мой плотный, мощный голос. Люди будут просто… Ну, вот, знаете, как по Станиславскому - «Не верю!». Поэтому попса – просто не моя органика, хотя спеть, безусловно, могу, это несложно.
- Учеба на факультете эстрадной режиссуры в ГИТИСе пригодилась Вам на сцене?
- Безусловно, ведь я продумываю сама свои концерты: это и расстановка песен, и какие-то конферансы, идеи проектов. В постановке программы концерта «О любви на разных языках» я тоже принимала участие как режиссер.

- Вы с израильским певцом Влади Блайбергом в конце ноября выступали на ежегодном концерте среди прочих лучших солистов проекта «Голос». А следите ли за эстрадой Израиля? Есть ли любимый артист?

- Да, с Влади мы выступили дуэтом в «Крокус-Холле», приготовили своим поклонникам сюрприз. А израильская эстрада мне всегда очень нравилась. Когда-то была безумной фанаткой Офры Хазы, даже сделала обработки некоторых ее песен в более джазовом варианте - «Im Nin’ Alu» и знаменитая ее «Молитва» у меня были прочно в репертуаре. Из современных певиц нравится Сарит Хадад. Сейчас, конечно, уже не так слежу – больше занимаюсь карьерой и своими проектами. Но Израиль всегда со мной: например, несколько лет назад мы сняли клип на песню «Хава нагила» в Иерусалиме.

- Расскажите, как снимали? Чувствовали ли какую-то особую энергетику, ответственность?

- Горжусь этой работой – симпатично получилось. После того, как я прошла в «Голос» с «Хава нагила», то решила снять клип именно в Израиле – походить по всем местам, которые мне нравятся: мы с оператором ездили к Масаде, гуляли по Иерусалиму, по Хайфе… Это было что-то особенное, ведь летела я с благодарностью на Святую землю: мое желание осуществилось именно через еврейскую песню, то есть я пришла к тому, чего хотела, именно через корневую культуру.
Без исполнения этой песни меня не отпускают ни с одного выступления. Меня даже стали называть амбассадором, посланником мира: на мои концерты приходят представители разных религиозных конфессий и национальных диаспор одновременно – и все поют вместе со мной. Недавно мне даже вручили грамоту за выдающийся вклад в развитие еврейской культуры в России, за активную концертную деятельность, направленную на укрепление взаимопонимания, дружбы и сотрудничества между представителями разных народов и культур.

И знаете, что меня больше всего поразило? Выпуск передачи с «Хава нагила» после выхода стал самым просматриваемым на YouTube среди других выпусков сезона и до сих пор держится на первом месте, а комментарии к нему пишут не только евреи! Очень приятно читать уважительные строки о том, какие евреи молодцы, и как они сплочены.Так что еврейская музыка для евреев? Ничего подобного. Она нравится всем.

В этот вокализ я вложила всю драматургию: да, мы ликуем и веселимся, мы оптимисты и продолжаем верить в хорошее, и будем пробиваться, потому что знаем, что сильные, и помним, чего нам стоит эта сила и через что нам пришлось пройти. И мне поверили – людям разных национальностей стало понятно, что песня эта гораздо глубже, чем привычный ресторанный шлягер. Трогает людей только настоящее, честное – видимо, наша генетическая память, корневая культура этническая очень сильны. С этой силой ничто не может соревноваться, неважно в каком жанре.

- Вам приятно, что в Израиле Вас вообще считают собственностью, достоянием страны?

- На самом деле, где бы я ни была, в каких странах ни гастролировала, никто не верит, что живу в России! Все уверены, что я израильтянка. Не знаю почему, наверное, похожа внешне. Причем в России меня принимают и за армянку, и за азербайджанку – просто вы не были в Израиле, друзья! Конечно, я очень люблю Израиль и мне близка эта культура. Я же воспитана на еврейских праздниках, и в Москве, благодаря концертному графику, живу по еврейскому календарю: у меня сначала Ханука, и только потом Новый год. Затем Пурим, Песах, День независимости, Рош-а-Шана, Суккот и так далее... В Москве огромное количество общин, синагог, еврейских организаций – мои концерты всегда поддерживают Российский еврейский конгресс, «Сохнут», «Джойнт», «Шахар». Такой филиал Израиля.

- Вы и на иврите говорите?

- Вся моя деятельность всегда была связана с пропагандой еврейской культуры, но, к сожалению, возможности выучить иврит у меня не было. Поскольку я пою на разных языках, конечно, какие-то слова, фразы знаю, алфавит ивритский. Но это все на начальном уровне – я никогда нигде не жила кроме России, а, чтобы выучить любой язык, нужны и среда, и носители, сами понимаете.

- Советское время и еврейские корни можно кратко описать статусом «все сложно. Вы чувствовали себя чужой среди своих, своей среди чужих?

- Мне тяжело было в детстве, до 8 класса сверстники изводили и обзывали меня. Не все понимали, что я еврейка, воспринимали лицом кавказской национальности из-за яркой внешности: черные кудри шапкой в стиле Анджелы Дэвис, крупный нос... И когда я перешла в еврейскую школу в национальное отделение и оказалась среди своих, наконец-то вздохнула свободно.

- Школьный сложный период, потом депрессивный период невостребованности... Трудности закаляют? Теперь Алле Рид вообще ничего не страшно?

- Абсолютно! Невозможно закалиться, если ты не проходишь через какие-то трудности. Жизнь течет волнообразно и ты не можешь быть все время на гребне волны – обязательно будешь падать, чтобы снова подняться. Невозможно ценить что-то, если ты ничего не терял, если тебя не обижали, если ты не был внизу – это всегда стимул идти наверх. И я даже благодарна своей судьбе, что мой путь такой непростой и самостоятельный. Поднимаясь по лестнице жизни, я ценю каждую новую ступеньку. Все эти чувства я потом передаю в зал, а публика чувствует – да, этот человек переживал, ему есть о чем говорить, о чем петь, что рассказать. В отличие от очередного проекта шоу-бизнеса: продюсеры создали группу, вложили деньги, одели-причесали, отправили в тур, выжали максимум – все, свободны, следующих пригласите. В связке артист-продюсер тоже напряженные отношения и вечный дележ. Я все это понимала и всегда была сама себе продюсер. Конечно, были и есть помощники, но процессами организационными и продвижением я всегда занималась самостоятельно.

- До сих пор совмещаете и творческую часть, и административную? Это потому что Вы козерог по гороскопу или в трудолюбии дело?

- Это скорее из серии «хочешь, чтоб было сделано хорошо – сделай сам». К сожалению, я никак не могу от этого избавиться: такой характер, все контролирую. К тому же в России нет такой налаженной системы продюсирования, как на Западе, когда важен таланта артиста, чтобы заниматься его развитием. Поэтому совмещаю многое, но зато никогда не делала того, что мне не нравилось или против моей воли. Считаю, что если уж себе изменяешь, то смысл оставаться в профессии теряется – никто не поверит твоему творчеству. Поэтому да, иду самостоятельно, долго иду, но, как мне кажется, по восходящей.

- Это очень здорово. Когда Вы получили место в театре «Градский холл», думали ли о том, будет ли сложно работать с мэтром? Есть мнение, что Александр Борисович — один из «динозавров» на российской музыкальной сцене, кто еще ценит талант и голос как таковой.

- Работа в «Градский холл» для меня большая удача: вообще работа с Градским – это серьезный знак качества. Александр Борисович очень непростой человек, но он действительно мэтр, который невероятно любит вокалистов и терпеть не может шоу-бизнес, он в оппозиции. И он не изменяет своим принципам — ему важен именно профессионализм, он дает нам возможность оставаться артистами и предоставляет отличную сцену с потрясающими светом, звуком. Я очень благодарна Градскому, что могу выступать. Не у всех такая возможность вообще есть. Представьте, какое огромное количество прекрасных вокалистов выявляется в одном только проекте «Голос», который каждые полгода-год выходит. И что потом? Кто-то идет в группу, кто-то в кабак, а кто-то вообще уходит из этой сферы...

- Есть такой артист из ныне живущих или, может быть, уже ушедших, с кем бы Вы хотели вместе спеть?

- Я бы хотела спеть с Григорием Лепсом из российских современных певцов. И очень бы хотела спеть с Джеймсом Ингрэмом, это был любимый мой певец, и когда он не так давно ушел в мир иной, я расстроилась — его голос кажется мне идеальным. Я бы спела с ним песню Мишеля Леграна - How Do You Keep the Music Playing? Зато с Мишелем Леграном успела познакомиться лично. Известная тоже история, я ее всегда рассказываю на своих концертах — как я рванула на джазовый фестиваль, прорвалась за кулисы и подарила ему диск.

- Вы же целый проект сделали с его музыкой, правильно?

- И очень успешный: гастролировали с этими концертами несколько лет по разным городам и странам. Кстати, интересно, что в Израиль я приезжаю с туром впервые: я выступала здесь на частных мероприятиях и в джаз-клубах, а большие концертные залы в семи городах – для меня новый этап, я очень переживаю, и надеюсь, что публика меня поддержит.

- Вы выступали в США, Израиле, Украине - есть ли различия между публикой в разных странах?

- Есть. Недавно я была в Нью-Йорке - в зале сидело огромное количество людей, которые просили, чтобы я пела именно на идише – и они плакали и аплодировали по 15 минут. Такого не было нигде – это совершенно уходящая культура, ее уже никто не понимает, я была шокирована таким душевным приемом. В наших краях, знаете, вот это советское «что люди скажут, ведите себя прилично» до сих пор осталось. А на Западе люди намного раскованнее: если им нравится что-то, они сразу открываются, их не нужно разогревать по полчаса. Хотя мне всегда удается быстро расположить народ – стоит дать немного тепла при приветствии, показать доброжелательность - и зрители уже с тобой.

- Народ же просит узнаваемых хитов и шлягеров, а Вам, как артисту, наверняка хочется исполнять больше авторских песен? Как справляетесь, чтобы всем угодить?

- Я осторожно вставляю свои авторские песни в программы выступлений, поскольку прекрасно понимаю, что они должны быть широко известны, чтобы их хотели слушать так же сильно, как кавер-версии на мировые хиты. Но все равно пою две-три свои песни на концертах. Вот в Израиле спою, наверное, больше авторских песен, чем в других странах, ведь песни мне пишет как раз израильский композитор Эдуард Шор. Он на каких-то концертах будет присутствовать, так что мы даже споем дуэтом — израильской публике повезет услышать больше моих песен, чем где бы то ни было.

- Вы помните свой самый первый приезд в Израиль? Чем он вас удивил?

- Конечно. Это было в 1995-м году — мой папа создал детский еврейский вокальный ансамбль «Эстер», где четыре девочки, среди которых и я, пели на идише маленькие отрывки на четыре голоса. Под патронажем губернатора Самарской области нас пригласили открывать первый прямой авиарейс «Самара - Тель-Авив». И вот мы прилетели этим рейсом в Израиль,поселили в роскошной гостинице Dan Panorama, тогда мы впервые увидели вообще шведский стол. Это была одна из моих первых поездок за границу, до этого я была только в лагере в Венгрии. Три счастливых дня в Израиле показались раем на земле: потрясающая погода, солнце, море, фрукты... Для маленькой девочки это казалось чем-то необыкновенным, настоящей фантастикой — детские эмоции самые яркие. Это потом уже и границы открылись, и все стали крутые, никого ничем не удивишь. А в те времена это было действительно «Вау!»

- В Израиле кроме райских вкусностей, моря, хумуса и Иерусалима есть еще сирены, ракеты и необходимость бежать в бомбоубежище. Вы переживали такое тогда?

- Нет, мне как-то везло: ни в детстве, ни потом ни разу не попадала. Но, вообще, это такая боль, что страна постоянно находится в состоянии войны. Каждый раз страшно переживаю за всех, кто живет в Израиле – за своих и не своих, потому что это ужасно: ты в любую секунду находишься в напряжении и никогда не знаешь, когда это все начнется и чем обернется. И этому нет конца и края и, главное, никто не ответит, сможет ли это вообще когда-нибудь разрешиться...

- Израиль, в сущности, страна эмигрантов. Вы бы смогли когда-нибудь эмигрировать в другую страну и все начать с нуля?

- С одной стороны, я человек, который может жить везде и способный «делать сам себя». Я переехала когда-то из Самары в Москву и смогла добиться определенных результатов. Я не говорю, что я стала певицей номер один и меня знает каждый первый в России или в мире. Но, с другой стороны, я так много лет и труда потратила, чтобы стать известной в России и за ее пределами. Переезд в другую страну сделает меня «местной», что потребует с нуля организовывать свою жизнь как в материальном, так и в творческом плане, а это тоже займет немало трудов и времени. Поэтому теоретически эмигрировать могу, но практически не вижу в этом смысла: пожалуй, останусь жить в России, но продолжу гастролировать. Тем более, что дома я не так уж часто бываю, все время на гастролях.

- Все восхищаются Вашим индивидуальным стилем звучания. Как научиться слышать себя, всех, и при этом никого не копировать, когда вокруг невероятное просто количество музыкальных передач, певцов, вокалистов, техник и прочего?

- Вы правильный задали вопрос. Найти себя – это самое трудное. От этого зависит, насколько ты, как артист, вообще дальше можешь быть интересен, потому что интересна только самобытность, только она дает тебе шанс продвижения в карьере – отсев страшный. И сохранить уникальное звучание очень тяжело. Я когда-то ездила по различным конкурсам, и меня приглашали учиться многие педагоги. Игре на фортепиано, эстрадной режиссуре – да, училась, но целенаправленно вокалу – никогда. Никого из педагогов не подпускала к своему голосу, мне не хотелось быть очередной «штамповкой». Поэтому очень много слушала мировых звезд и находила для себя что-то интересное. Барбру Стрейзанд, Уитни Хьюстон и других, особенно темнокожих певиц обожала: постоянно смотрела их живые концерты, чтобы изучить технику, – что происходит с гортанью, как рот открывают, как дыхание берут – анализировала, продумывала, пробовала и искала свое. Вот таким путем у меня получилось свое звучание. Голос - это тембр, а у меня от природы он запоминающийся. Если от природы ты одарен тембром, слухом и к тому же у тебя есть мозги, то техника тоже наработается. Для этого я очень много давала живых концертов: когда работаешь живьем, понимаешь, где получилось, а где надо исправить. Да, поиски себя не пять минут занимают.

- То есть лучше быть большим самородком-алмазом, чем красивым и штампованным бриллиантиком, каких миллион?

- Да, абсолютно. Обычно как это бывает: вокалист заканчивает институт, вокруг него уже какая-то тусовка, он дружит с кем надо, у него был педагог с именем, его продвигают. А я на их фоне смотрелась таким раком-отшельником, что меня и мотивировало – сама по себе я самодостаточнее в миллион раз. Это дает ощущение индивидуальности: я исполняю музыку абсолютно разных стилей так, как делаю это только я и никто другой – от себя, от сердца, от души.

- Напоследок поделитесь с нами творческими планами?

- Гастроли по России у меня продолжатся до конца года, затем я выступаю в Израиле и отправляюсь в огромный тур по Америке и Канаде. После планирую посетить еще ряд городов в России, а осенью продолжу гастроли. Мои песни попали в ротацию радио «Шансон» после «Голоса» - перед премьерой концерта «О любви на разных языках» я была у них в студии в прямом эфире, кто-то даже позвонил из Израиля и сказал: «Все, покупаю билеты прямо сейчас!».
Я стремлюсь своих поклонников постоянно чем-то удивлять, интересовать. Записываю сольный альбом. Одна из песен уже вышла — «Я так тебя люблю», которую Эдуард Шор написал, а 24 ноября прошла презентация клипа на нее, - они уже доступны в интернете. В клипе снялась реальная семья с уникальной историей. Вообще клип о любви, о любви поздней. Мы долго думали над сюжетом, но жизнь – лучший выдумщик: моя подруга вышла замуж за парня, у которого давно скончалась мать, отец остался один, а мама подруги была одинока всю жизнь. Благодаря детям родители познакомились, влюбились друг в друга и тоже поженились — настоящий хэппи-энд! То есть герои этого клипа — реальные люди, не актеры. Идея была моя, сценарий составила креативная подруга Евгения Сычева, она помогает мне с соцсетями, а съемками занимался Рустам Юсупов, тоже мой хороший друг, с ним мы снимали клип на «Хава нагилу». Позже выйдет целый ряд новых песен, которые представлю после Нового года. Вот такие планы.

- Спасибо, Алла! Мы уже очень ждем Вашего приезда!

- И я с нетерпением жду встречи с Израилем!

В рамках международного тура певица даст концерты в семи городах Израиля с 14 по 20 января.
14 января 2020, Петах-Тиква
15 января 2020, Ашдод
16 января 2020, Беэр-Шева
17 января 2020, Хайфа
18 января 2020, Ришон ле-Цион
19 января 2020, Нетания
20 января 2020, Тель-Авив
Видео: https://www.youtube.com/watch?v=LbP7WtsGVSU
Заказ билетов на сайте www.cruiseinter.com и по телефону 03-6960990.
Организаторами концертов Аллы Рид в Израиле являются Марат Лис и компания «Cruise International».